Империи в мировой истории. Власть и политика различий - Джейн Бербанк

Рим управлял своими посредниками косвенно. С самого начала военное превосходство было одним из путей к продвижению даже к высшим чинам, но местная элита могла также оставаться на месте, участвовать в общественных имперских культах, платить налоги и улучшать свою жизнь благодаря культурным и торговым связям Рима. Империя вознаграждала свою элиту землей, рабами, правовым статусом и удобствами. Великие сенаторские семьи и другие приобрели интерес к своим провинциальным владениям, где они могли жить по-римски, как часть привилегированного гражданства. Здесь, однако, кроется еще один ключ к постепенному исчезновению империи. В отличие от Китая, где у элиты были навыки, чтобы стать имперскими чиновниками, и мотивация для воссоздания империи, в позднеримское время местным аристократам не хватало ни того, ни другого. Когда награды и дисциплина империи иссякли, региональные элиты применили свой культурный капитал - включая понятия закона и суверенитета - на местах, поддерживая римские идеи, но не саму империю. Китай начался, когда местные лорды захватили политическую инициативу, чтобы построить империю; Рим закончился, когда местные лорды решили пойти своим путем.

В заключение мы обратимся к двум другим темам - политическому воображению и политике различий. Обе империи уважали знания и использовали их, причем разными, но пересекающимися способами. Римские интеллектуалы могли восхвалять славу Рима, создавать героические мифы о его происхождении и переосмысливать его цивилизацию в соответствии с требованиями времени. Они также могли оплакивать разложение и упадок своих соотечественников, тем самым поддерживая якобы римские добродетели и политические принципы. Китайские ученые восхваляли достоинства предыдущих правителей или ставили их под сомнение, чтобы информировать и прославлять нынешнюю династию. Римский календарь включал своих бывших императоров в названия месяцев, предположительно почитая их на все времена. Китайские эпохи начинались заново с каждым новым императором; год назывался по его имени и нумеровался по продолжительности его правления. Эта и другие практики указывали на главенство императора в настоящем и будущем.

Что изменили эти пропагандистские усилия и привычки правления в политических представлениях подданных? В обоих случаях для подавляющего большинства населения, будь то рабы или свободные, империя была данностью, а политика была ориентирована на более непосредственных властителей - владельцев, племенных вождей, помещиков, военачальников. Тем не менее, обе империи проецировали способы принадлежности, которые могли быть доступны и интерпретированы людьми с разным статусом; эти политические творения накладывали свой отпечаток на мир.

Римское гражданство было крупным изобретением. Эта концепция, возможно, заимствованная из греческих городов-государств, была институционализирована в республике и поддерживалась в период расширения империи. Решение римлян распространить гражданство за пределы своего города и распространение гражданства Каракаллой на всех свободных взрослых мужчин в империи в 212 году до н. э. оказали глубокое влияние на то, как можно представить себе права и суверенитет. Имперское гражданство имело множество значений - правовой статус с обязательствами и защитой, источник гордости и чести, чувство культурного превосходства, личная связь с государственной властью и другими гражданами даже на огромном пространстве. Государство могло существовать в лицах его членов, а не только в группе слуг вокруг императора или его соперников за власть. Как эта связь с государством и другими гражданами будет активирована, что она может выразить и произвести, и что она означает для em pires - вот вопросы, которые будут работать, перерабатываться, открываться и никогда не будут закрыты со времен Римской империи до наших дней.

То, что римское гражданство было желанным, означало, что оно доставалось не всем. Но сильное представление римлян о превосходстве своего образа жизни сопровождалось верой в то, что все народы, каким бы варварским ни было их происхождение, при должном воспитании могут в конце концов стать частью humanitas. Тем не менее, только один вид человечества мог считаться цивилизацией - римский.

Китайские императоры, министры и военные тоже верили в превосходство своей цивилизации и тоже сталкивались с чужаками, которые жили по-другому. Но китайский способ обращения с кочевниками соответствовал величайшему творению Китая - чиновничьему правлению. Избранные лидеры с "варварским" происхождением могли, как индивидуумы, стать подчиненными и советниками императора, приобретая добродетели, связанные с хорошим управлением. Как коллективы, китайские аутсайдеры могли быть признаны и иметь дело с ними посредством прагматичных союзов, отношений данничества и военного подражания. Некоторые ученые переписали эти взаимодействия в жесткие противопоставления между Хань и варварами, но даже в этих работах признается, что варвары тоже имели свой путь.

И римские, и китайские лидеры стремились сохранить лояльность и продуктивность своего разнообразного населения. Сначала путем распространения гражданства, а затем с принятием христианства римляне продвигали идею единого, высшего политического сообщества, основанного на общих правах и культуре. Китайские лидеры, находившиеся на стыке оседлых и кочевых народов, не требовали такого единообразия и не предлагали никому потенциально разрушительные права граждан. Но китайская империя принимала и использовала чужой вклад, а дипломатия империи учитывала реальность чужих держав и причитающееся им уважение. Рим и Китай две тысячи лет назад выражали два варианта политики различий. Их подходы к вопросам политической принадлежности и отношения к людям, не принадлежащим к основной культуре, оказали долгосрочное влияние на траектории развития имперской власти.

3. ПОСЛЕ РИМА

Империя, христианство и ислам

Оме сформировал географию более поздних государств; воспоминания о Риме стимулировали строителей империй в течение следующего тысячелетия. На огромном пространстве элита приобщалась к римской культуре и политике; латинский язык, христианство и идеи гражданской активности были доступны амбициозным лидерам. В этой главе рассматриваются империи, которые пытались занять место Рима. Мы рассматриваем темы, которые проходят через всю книгу: появление новых конкурентов на окраинах империй; подражание более ранним империям в имперском воображении; синтез и трансформация предшествующих практик; проблема поиска посредников и сохранения их лояльности; повторение имперской фрагментации. Мы исследуем важнейшее новшество в истории империй: связь имперской власти с монотеизмом, в его христианском и исламском вариантах, и последствия потенциально всеобъемлющей религии для политики различий в империях.

Римская империя в конце IV века уже не была государством, поглотившим богов завоеванных народов. Она стала христианским царством. Монотеизм был инструментом империи, но он также представлял опасность, которая оказалась слишком реальной: раскол. Притязания императора быть единственным земным представителем единственного божества порождали проблемы: не может ли кто-то другой быть истинным представителем божественного? Не могут ли проблемы империи - от чумы до поражения в битве - быть признаком того, что император предал веру? Христианство и ислам, обе "книжные религии", основанные на общем наследии, вдохновляли на борьбу за императорскую власть.

Империи,